ВОЕННЫЙ ПРАГМАТИЗМ ПРОТИВ ИМПЕРСКИХ ПРЕДРАССУДКОВ

ВОЕННЫЙ ПРАГМАТИЗМ  ПРОТИВ  ИМПЕРСКИХ ПРЕДРАССУДКОВ

или Почему император Маврикий не включил армян в перечень “Стратегикона”о вероятных противниках

Тема о разных образах армян в Византийской империи стала уже объектом ряда схематичных научных исследований и интересных заметок. Однако в этом плане рассматривались, как правило, имиджи тех армян, которые находились за пределами Армении и проживали – в качестве новоприбывших иммигрантов или давно обосновавшихся жителей – в других периферийных провинциях империи или же, чаще всего, в ее столице. Как следствие, анализ социальных представлений об армянах Византийской империи концентрировался на постановке вопросов о конфессиональных различиях между Греческой и Армянской церквями, этнических особенностях повседневного уклада жизни греков и армян, а также соперничествa в императорском дворе этих двух крупнейших этнических группировок византийской элиты. В настоящей же статье, напротив, исследуются византийские представления об армянах, живших на своей Родине и продолжающих пользоваться там определенной национальной самостоятельностью в военно-политической, экономической, религиозной и культурной областях. Соответственно, здесь рассматривается основополагающая – геополитическая детерминанта в формировании представлений об армянах в руководящих кругах византийского общества. Перед тем как начать наше изложение, напомним, что в 387 г. Армения была разделена между Римской империей и Сасанидской Персией. Под контроль персов перешла ее более обширная восточная часть, где царство Великая Армения просуществовало вплоть до 428 г. В западной же части Армении, попавшей под правление Римской и вскоре пришедшей ей на смену Восточной Римской (Византийской) империи, Армянское царство было упразднено еще в 390 г.

“Стратегикон” – авторитетнейшее пособие по военной тактике и стратегии, предназначенное для командного состава византийской армии, включает отдельную главу, по словам автора – императора Маврикия (582-602) – о “тактике и характерных особенностях тех народов, которые могут причинить вред нашему государству”. В этом разделе конкретно обсуждаются “персы”; “скифы, т.е. авары, тюрки (речь идет либо о болгарах, кого первоначально византийцы также называли “тюрками/турками”, либо о тюркоязычных племенах, кочевавших тогда к северу и северо-востоку от Черного моря. – А.А.) и подобные им народы”; “светловолосые народы – франки, лангобарды (на нем. буквально – длиннобородые. – А. А.) и т.п.”; “славяне, анты и т.п. народы”.

У памятника Маврикия

Подход Маврикия к этим противникам предельно военный, а относительно присущих им боевых качеств – часто даже весьма хвалебный. Все же, несмотря на такой военный прагматизм, в “Стратегиконе” каждому из этих различных народов достается, в большей или меньшей степени, определенная доза великодержавных предрассуждений. Так, персы – старый заклятый враг римлян/византийцев – описываются как “злые, лицемерные и склонные к рабству”; авары – как “ подлецы и хитрецы…, коварные, бесчестные, вероломные, одержимые беспримерной алчностью к деньгам…, клятв не держат, договоров не исполняют…, управляются не любовью, а страхом, очень непостоянны, скупы…”; франки и лангобарды – как “непослушные своим вождям”, “легко подкупаемые деньгами, поскольку жадны”; славяне – как “питающие неприязнь друг к другу”, “постоянно в ссоре друг с другом”, “не уважающие договоров” и, следовательно, “совершенно не заслуживающиe доверия” (этот последний упрек звучит особенно легковесно и цинично, поскольку несколькими страницами ранее Маврикий советует своим командирам всего лишь “делать вид будто соглашение [с противником] достигнуто”). В действительности, эти предрассуждения являлись необходимым элементом имперской пропаганды и индоктринации собственных войск, то есть сами отчасти были вызваны к жизни тем же военным прагматизмом.

Перечисляя недружелюбно настроенные по отношению к империи и причиняющие ей беспокойство народы, “Стратегикон” явно опускает армян, которые до этого множество раз сражались с византийскими войсками либо самостоятельно, либо, в большинстве случаев, как союзники или вассалы Персии. Более того, в ходе VI века в византийской части Армении имели место несколько вооруженных национально-освободительных выступлений. Среди них крупнейшим было восстание 538-539 гг., когда армяне, спланировав и проведя сначала успешную операцию по ликвидации Акакия, назначенного императором Юстинианом I (527-565) главой армянских провинций, затем собрали и объединили свои войска, сумев взять под свой контроль значительную часть византийской Армении – так называемую Внутреннюю Армению. Армия, посланная Юстинианом против повстанцев, потерпела унизительное поражение под Авником, на самом западе центральной провинции Айрарат Великой Армении. В сражении, имевшем место на сильно пересеченной местности, армянам удалось убить византийского главнокомандующего – именитого генерала Ситту (подробнее об этом восстании и генеральном сражении при Авнике см. “Собеседник Армении”, 2011 г., № 20, 22, 27, 28).

Антивизантийские выступления армянских войск имели место и в период правления самого Маврикия – в 589, 591 и 601 гг.. И хотя, в отличие от 538-539 гг., они и не привели к крупномасштабным военным действиям и большому кровопролитию, но все же вновь выявили высокую вероятность военного конфликта с армянским сопротивлением, а также уникальные боевые возможности армянских вооруженных сил, публично признаваемые, кстати, как византийцами, так и персами.

Отсутствие армян из списка “Стратегикона” о недружелюбных этносах/вероятных противниках тем более примечательно на фоне крайне негативного отношения его автора – императора Маврикия к армянскому народу. В частности, его предвзятая характеристика армян представлена в армянском первоисточнике VII века – “Истории” епископа Себеоса, который кратко излагает, с претензией на дословность, специальное послание Маврикия к его союзнику, персидскому царю Хосрову II Парвизу (590-628). Маврикий предлагал заговор с целью уничтожения вооруженных сил Армении посредством выведения из нее армянских войск и военного класса (т.е. дворянства) и их переселения в отдаленные районы Византийской империи и Персии. Вот, по Себеосу, суть этого послания по словам самого Маврикия:

    ““Народ строптивый и непокорный живет между нами и мутит. Дай, я, говорит, мобилизую своих [армянских князей и их войска – А.А.], и отправлю во Фракию; ты же мобилизуй своих, и прикажи повести их на восток. Ибо если они погибнут — то погибнут наши неприятели, а если они кого-нибудь убьют, то убьют наших неприятелей; а мы будем жить в мире. Пока же они будут находится в стране своей, до тех пор нам не знать покоя”.
    Оба [царя] согласились [претворить в жизнь предложенную политику. – А.А.]”.

Себеос справедливо расценивает это предложение как “вероломный заговор Маврикия, имеющий целью оставить Армению без армянских князей”. Он также подчеркивает нетерпимый характер обвинений этого императора, назвав его послание к персидскому царю “клеветническим письмом против князей всей Армении и их войск”. По этому поводу отметим, что абсолютно неубедительным выглядит недавно высказанная известным английским историком Дж. Говардом-Джонстоном ревизионистская идея о том, будто “армяне выигрывали от элемента конкуренции в процессе вербовки” их войск византийцами и персами. По той же противоречащей историческим фактам логике, Говард-Джонстон отвергает данную Себеосом объективную оценку политики Маврикия и Хосрова по отношению к Армении.

На самом деле, деструкционные действия против армянского дворянства и до этого очень часто проводились именно в русле вышеупомянутых предложений Маврикия Хосрову II. Эту направленную на ослабление Армении и подрыв ее военной организации политику византийских и персидских властей адекватно оценивали как их современники, так и нынешние историки. Так, например, прежде чем Маврикий начал более интенсивно проводить в жизнь четко сформулированную им же колониальную политику, ее отличительные признаки, несколькими десятилетиями раньше, уже признавались крупнейшим византийским историком Прокопием Кесарийским, который в своей “Войне с готами” (III.32.6-7), устами армянского вельможи, отмечал, что Армения была “замучена непрерывными наборами и военными постоями, истощена чрезвычайными поборами”, а армянское дворянство – “порабощено и рассеяно по всей Римской империи”.

Послание Маврикия Хосрову, в том числе его стратегические предписания, вне всяких сомнений, могут считаться исторической реальностью. Нельзя исключать и сохраненную Себеосом текстуальную близость с не дошедшим до нас подлинником этого документа, так как его содержание или даже копия оригинала могли быть переданы армянским князьям (а через них – Себеосу) никем иным, как тем же царем Хосровом II, который после убийства Маврикия в 602 г. тут же начал новую войну против Византийской империи. Хосров нуждался в поддержке армян, и это письмо послужило бы для него удобным доказательством, уличающим Византию в антиармянских намерениях.

Кроме всего прочего, послание Маврикия полностью соответствует более ранней римской традиции представления армян как исторически непокорного народа, осмеливающегося сопротивляться римской и иранской гегемонии. Имеющий геополитическую основу тот же негативный лейтмотив об образе армян легко узнаваем в комментарии римского историка Публия (Гая) Корнелия Тацита (56-ок. 120):

    “Этот народ испокон векa был ненадежен и вследствиe своего душевного склада, и вследствиe занимаемого им географического положения, так как земли его гранича на большом протяжении с нашими провинциями, глубоко вклиниваются во владения мидян. Находясь между могущественнейшими державами, армяне по этой причине часто вступают с ними в раздоры, ненавидя римлян и с ревностью относясь к парфянам”.

Ориентированные на национальную независимость те же политические взгляды армян находят свое косвенное подтверждение в словах прославленного главнокомандующего (спарапета) армянской армии Васака Мамиконяна, сказанных им после того, как он был вероломно захвачен (368 г.) персидским царем Шапухом II (309-379):

    [Находясь на свободе], я великаном был. Я одной ногой стоял на одной горе, а другой ногой — на другой горе. Когда на правую я опирался ногу, проваливалась правая гора. Когда на левую опирался ногу, проваливалась левая гора”. Царь Шапух спросил: “Ну, скажи мне, что это за горы, что проваливались под твоей стопой?” Васак сказал: “Из тех гор — одной горою был ты, другою горою был царь греческий (т.е. римский император– А.А.). Пока Бог благоволил ко мне, я и тебя проваливал под землю и греческого царя… (цитата взята из “Истории Армении” историка V века Фавстоса Бузанда. – А.А.)

Примечательно, что суждения как Тацита, так и императора Маврикия были высказаны в периоды комбинированной иранской и римской/византийской политики по оккупации Армении или ее разделу. Поэтому антииранские и антивизантийские массовые настроения армян абсолютно понятны. Предубеждения по отношению к полноценно состоявшейся этнокультурной консолидации армян в указанные исторические периоды, на самом деле, прекрасно иллюстрируют важную межкультурную корреляцию социально-психологической теории фрустрации-агрессии-смещения –– “чем более развита координация и дисциплина внутри группы, тем более враждебно настроено против нее ее окружение”.

Некоторые этнопсихологические черты раннесредневековых армян, живших на Родине – в Армении, подмечает видный военный историк-византинист, профессор Чикагского университета Вальтер Кэги. Он, в частности, указывает на “их тяготение к местной автономии” и “волю оставаться явственно армянами”, подчеркивая, что и арабы, и византийцы были вынуждены брать в расчет “бескомпромиссность и суровый характер армян”. Согласно Кэги, “ни в одной другой области Византийской империи… местные жители не имели традиции быть так хорошо вооруженными и склонными полагаться на самих себя, свои кланы и группы знати”, как в Армении.

Вышеприведенные исторические данные демонстрируют, что армяне полностью квалифицировались, чтобы считаться вероятными противниками Византийской империи. Поэтому их исключение из соответствующего списка “Стратегикона” нельзя считать случайностью. Вопрос о причинах их отсутствия ранее никогда не ставился (впрочем “Стратегикон”, насколько мне известно, вообще был игнорирован армянской историографией – отчасти, вероятно, оттого, что Армения и армяне там ни разу не упомянуты). Между тем, обсуждение этого вопроса может привести нас к ряду важных выводов и предположений. Ниже предлагается перечень возможных ответов.

1. Если Маврикий действительно имел армянское происхождение (по этому поводу ученые высказывали различные мнения), то это обстоятельство могло удержать его от открытого изображения армян как враждебного народа, так как, тем самым, он косвенно мог поставить под удар свою собственную репутацию. (В этой связи напомним о средневековых армянских преданиях, сохранившихся в историях армянских авторов XI-XIII вв. Степаноса Таронского Асохика, Анонимного повествователя (Псевдо-Шапуха Багратуни), Киракоса Гандзакского, да и историков более позднего периода, согласно которым Маврикий был родом из Армении, якобы из деревни Ошакан или же из Тарона или же из Ани. В Ошакане до сих пор частично уцелела так называемая «Маврикиева колонна», уникальный базальтовый памятник VII в., который, по местной традиции, считается надгробием матери императора Маврикия.)

2. Приблизительно по той же мотивации Маврикий заведомо должен был сдержать себя от негативного изображения армян, поскольку они уже составляли значительную часть византийской военной и политической элиты: многие византийские сановники и особенно полевые командиры имели армянское происхождение. Как подсчитал известный американский византинист, профессор Питер Харанис, “Прокопий [Кесарийский] упоминает по имени не менее чем семнадцать армянских командиров, в том числе, конечно, великого Нарсеса”. Хотя, как отмечает Харанис, армянский элемент занимал видное место в армиях императоров Юстиниана и Тиберия II Константина (574-582), “ситуация изменилась в ходе правления Маврикия, главным образом в результате аваро-славянских вторжений на Балканский полуостров. Эти вторжения практически ликвидировали Иллирию как источник рекрутов и снизили возможности Фракии. Они отрезали связь с Западом и сделали вербовку там крайне затруднительной. Как следствие, империя была вынуждена набирать рекрутов для своих войск в другом месте. Она обратилась к регионам Кавказа и Армении. В армиях Маврикия мы все еще находим немного гуннов, а также немного лангобардов. Булгар там также встречаем. Но доминирующий элемент – армяне.”

Чтобы успешно реализовать свою предумышленную политику по переселению армян в неспокойныe пограничные регионы империи, в основном на Балканы и, особенно, во Фракию, Маврикий последовательно и целенаправленно обхаживал армянских военных. Он очень полагался на их лояльность и военное мастерство. Поэтому в действующем руководстве по тактике для командиров, многие из которых сами были армянами, представить их угрозой и недружелюбным народом было бы совершенно неуместно. В связи с этим было бы полезно вспомнить, что один из предшественников Маврикия, император Юстиниан, был до такой степени снисходителен по отношению к бывшим руководителям армянского восстания 538-539 гг., что, в конце концов, один из них, Артаван Аршакуни спланировал покушение на собственную персону императора. Ведь, по Прокопию Кесарийскому, Артаван был тем человеком, который до этого, в 538 г., лично убил Акакия – наместника Юстиниана в Армении, а в 539 г. – посланного против армянской повстанческой армии генерала Ситту. И даже после раскрытия дела о покушении на свою жизнь, Юстиниан оставил Артавана фактически безнаказанным и продолжил использовать его полковедческий дар. Такое послабление по отношению к армянским генералам, некоторые из коих раньше сражались против его армий, явно вытекало из его желания использовать их военное мастерство и вооруженные силы. В конечном итоге, такая политика оправдывала себя, принося реальные военные плоды, как в случае с Артаваном, братьями Камсаракан, великим Нарсесом и множеством других талантливых генералов армянского происхождения. (Кстати, такое отношение к ранее крамольным, но одарённым военачальникам имеет свои аналоги в мировой истории. Вспоминается, например, назначение в 1700 г. английским королем Вильгельмом III-им лорда Джона Мальборо – всего через несколько лет после его участия в государственном перевороте – командующим английскими войсками в Голландии и послом по особым поручениям на континенте.)

3. В 591 г. Маврикий навязал армянскому духовенству в византийской части Армении доминирующую в империи христологию Халкедонского собора. Опять же, целью было не жестокое подавление армян, но их плавная эллинизация. Изображение же армян как враждебного народа причинило бы вред его церковной инициативе также.

4. Пропуск армян из списка “Стратегикона” о враждебных народах может служить еще одним доказательством в поддержку датировки составления этого военного пособия в период царствования Маврикия в 582-602 гг. Если рассматривать этот долго мучивший исследователей вопрос только лишь с точки зрения данного упущения, то наиболее вероятным сроком составления “Стратегикона” нужно будет считать последнее десятилетие его правления, т.е. после того, как в 591 г. персидский царь Хосров II уступил часть Восточной Армении Маврикию, сделав таким образом Византийскую империю владетелем большей части Армении и, одновременно, большинство армян – поддаными империи. После этого открыто представлять армян в качестве враждебного народа стало бы практически невозможным.

Таким образом, византийские имперские предрассудки против армян, будучи подвергнуты цензуре и умышленно скрыты ввиду политической и военной целесообразности, оставались тем не менее полностью в силе и служили экспансионистской и колониальной политике империи по отношению к Армении. Однако, как выше было показано, все это не помешало армянам, традиционно стремящимся восстановить национальную независимость или как минимум сохранить местную автономию, правильно оценить настоящий умысел Маврикия, направленный на уничтожение военного потенциала Армении. Соответственно, сами армяне воспринимали и характеризовали Маврикия как враждебного монарха, а его империю как принципиально колонизаторскую.

Армен Айвазян

Доктор политических наук

“СОБЕСЕДНИК АРМЕНИИ”,

№№  34, 35 (197, 198), 30 сентября, 7 октября 2011 г.


This post is also available in: ,