Армянское восстание 538-539 гг. (военно-исторический анализ). III

Армянское восстание 538-539 гг.  (военно-исторический  анализ).  III

Начало. “Собеседник Армении”, 2011г., #20 (183), #22 (185)

539 год. Наступление византийской армии и генеральное сражение при Авнике

Итак, готовясь к наступлению против армян, Ситта не стал делать ставку лишь на военную мощь, а искал пути раскола уже состоявшегося (в византийской части Армении) объединения армянских вооруженных сил. С этой целью он инициировал сепаратные переговоры с Багратуни – одним из трех сильнейших армянских княжеских домов (другими двумя были Мамиконяны и Аршакуни), участвоваших в восстании: “Прежде всего он попытался обещанием великих благ склонить на свою сторону и присоединить к себе некоторых армян, чтобы было легче и без особого труда осилить остальных”. По уверению Прокопия Кесарийского, “влиятельный и многолюдный род Аспетиан (Аспетуни, т.е. Багратуни – А.А.) захотел присоединиться к нему. Послав к Ситте своих людей, они просили дать им письменную клятву в том, что, если они во время сражения оставят своих соплеменников и перейдут к римлянам, они не потерпят никакого ущерба и сохранят все свои владения. Довольный этим, Ситта написал письмо, дав клятву, как они просили. Запечатав послание, он отправил его к ним. Уверенный в том, что с их помощью он без боя выиграет войну, он отправился со всем войском к местечку Инохалаку (Oenochalakon – Ойнокалакон, – А.А.), где был расположен лагерь армян”.

Однако дальнейшие события заставляют усомниться в приписываемых Багратуни ренегатских настроениях. Вот что пишет далее Прокопий: “По какой-то случайности те, которые несли письмо Ситты, идя другой дорогой, никак не могли встретить Аспетиан. Часть же римской армии, сошлась с малым числом их и не зная о соглашении, обошлась с ними как с врагами. И сам Ситта, захватив где-то в пещере их детей и жен, убил их, то ли не узнав их род, то ли в гневе на Аспетиан за то, что они не присоединились к нему, как было условлено”.

Из вышеописанного вырисовывается следующая противоречивая картина. Ситта двинул свою армию в наступление, не получив от Багратуни окончательного согласия перейти на его сторону. В подобных исторических ситуациях договоренности закреплялись определенными гарантиями, например – выдачей или обменом заложников. Ситта же каких-либо осязаемых гарантий от Багратуни не получил и почему-то не удосужился выждать день-два, чтобы послание его самого дошло до адресата. Те, кто будто бы нес это послание (по логике, люди Багратуни), почему-то не смогли найти своих хозяев, что также выглядит неправдоподобно. Сразу же после выступления византийской армии одна из ее крупных частей под командованием одного из военачальников Ситты столкнулась с небольшим отрядом Багратуни и, яростно атаковав, разбила и рассеяла его. Из этого следует, что Ситта не уведомил своих полководцев о якобы заключенном с Багратуни соглашении, что является уже явным свидетельством отсутствия такового. Наконец, сам Ситта устроил кровавую резню укрывшихся в пещере женщин и детей из клана Багратуни, что уже совершенно не вяжется с существованием какого-либо соглашения с ними. Все эти события в совокупности, и, в особенности, жестокие действия Ситты и его армии по отношению к клану Багратуни никак не соответствуют версии Прокопия Кесарийского о желании Багратуни перейти в его лагерь. Наоборот. Вышеописанные происшествия получат свое логическое объяснение только в случае противоположного предположения, а именно – что Ситта сам действительно предложил Багратуни перейти на его сторону, но те отказались стать перебежчиками и именно в силу этого и удостоились зверского обращения римлян.

Далее Прокопий, специально отмечая, что Багратуни, “охваченные гневом, вместе с остальными построились для битвы”, сообщает крайне важные детали о самом генеральном сражении: “Так как местность, где находились оба войска, была неудобной из-за теснин и крутых гор, они сражались не в одном месте, а рассеявшись по предгорью и ущельям”.

Эти, на первый взгляд, скупые сведения на самом деле довольно содержательны и позволяют рассмотреть вопрос об избранной армянами и византийцами тактике ведения войны. В этой связи следует вначале точно локализовать место сражения.

Ойнокалакон (Oenochalakon) впервые верно идентифицировал с городом-крепостью Авник историк Микаэл Чамчян (1738-1823). Позднее с его отождествлением согласился Н. Адонц, хотя ссылки на Чамчяна у него нет. Ни Чамчян, ни Адонц не дают специального объяснения этимологии Ойнокалакона, вероятно, исходя из уверенности, что она должна была быть совершенно понятна и неоспорима для всех знатоков древнеармянского языка. Дело в том, что слово Авник (Աւնիկ) на древнеармянском читалось и произносилось как Оник, а вторая часть этого топонима – “калакон” есть не что иное, как армянское слово “калак” – город. Таким образом, Ойнокалакон – это Оник-калак, т.е. Авник/Оник-город. Однако эта важная идентификация Чамчяна фактически была игнорирована последующими армянскими исследователями (Г. Бартикян этимологизировал только вторую часть топонима). Авник находился в гаваре Басен (точнее – в Верхнем Басене) провинции Айрарат Великой Армении, на восточном берегу реки Аракс, в 60 километрах по прямой линии от Феодосиополя (Карина), который с начала 530-х гг. стал резиденцией стратега византийской Армении. Ныне Авник соответсвует селу Гюзелхисал и крепости Дживан-Калеси в уезде (илче) Пасинлер Эрзрумской провинции (ил) Турции. Византийская армия из Феодосиополя могла приблизиться к Авнику через находящееся к северу от него Басенское поле. Сражение произошло в окрестностях Авника, на высоте около 2000-2100 метров, где пролегает западная ветвь Джрабашхского (Сукаветского, ныне – Кеоседахского) горного хребта.

Таким образом, на момент наступления византийской армии в 539 г. местом сосредоточения армянского войска был уже не Фарангион (Спер), как в начале восстания, а район, лежащий непосредственно по ту сторону государственной границы империи – в Персоармении. То, что Ситта все-таки отдал приказ перейти границу и тем самым создать – в этот крайне напряженный период войн на западе империи – нежелательный повод для обострения отношений с Персией, свидетельствует, во-первых, о том, что это решение было принято скорее в пылу преследования отступавших в горы армянских войск, во-вторых, что этот пограничный высокогорный район, при большом желании, можно было считать и “ничейной землей” между Восточной Римской империей и Персидской державой, и, в-третьих, о чрезвычайной важности, которая придавалась подавлению армянского восстания, представлявшего для империи не меньшую опасность, чем возможность провоцирования войны с Персией. Мы точно не знаем, когда Васак Мамиконян принял решение о переходе армянской армии из Спера в район, граничащий, с одной стороны, с Феодосиополем, а с другой – с Персоарменией, – до прихода Ситты в Феодосиополь, после него или, быть может, в самый канун наступления визнатийской армии… Но цели этого стратегического маневра ясны: поставить под угрозу непосредственного удара Феодосиополь – центр византийской военно-политической администрации в Армении, в случае же неблагоприятного развития военных действий избежать окружения и сохранить возможность быстрого отступления вглубь Персоармении. То есть, выбранная Васаком Мамиконяном позиция была выгодна как для наступления, так и для обороны. В то же время, широкое маневрирование армянской армии от северо-востока до юго-востока Феодосиополя (Карина) само по себе является свидетельством ее мощи и мобильности.

Специального толкования требуют также два вышеупомянутых события – стычка части византийской армии с небольшим армянским отрядом и резня Ситтой в пещере женщин и детей из клана Багратуни. Оба эти происшествия имели место одновременно – сразу же после выступления византийского войска из, надо полагать, Феодосиополя. Следовательно, во-первых, повстанцы контролировали почти всю окрестность за пределами Феодосиополя, который, кстати, входил “в число родовых областей аршакидских князей”. Во-вторых, византийская армия вначале разделилась и двинулась в разных направлениях, снова соединившись уже позднее. Ситта мог допустить подобное разделение своих войск, имея на руках достоверные сведения относительно неблизкого месторасположения основных сил армянской армии. В-третьих, резня в пещере, где обычно укрывались, чтобы спастись от штурмующих крепости и населенные пункты вражеских войск, указывает на предыдущее ожесточенное столкновение самого Ситты с армянским войском или штурм какой-либо армянской крепости, закончившийся, вероятно, чувствительными потерями для византийцев. Это и могло спровоцировать нечеловеческую жестокость со стороны Ситты, который, не забудем, до этого всячески избегал дальнейшей эскалации вражды с армянами. В-четвертых, византийская армия на своем пути к месту сосредоточения армянской армии продвигалась не беспрепятственно, а преодолевая очаги сопротивления, которое, по всей вероятности, имело своей истинной целью насколько возможно измотать армию Ситты и одновременно завлечь ее к избранному Васаком Мамиконяном месту генерального сражения. Ведя оборонительную кампанию, Васак отказался дать сражение на более или менее открытом пространстве и добился того, чтобы оно произошло на сильно пересеченной местности, где эффективные боевые построения хваленых легионеров и организация взаимодействия между ними в значительной степени сводились на нет, а на первый план выступали хорошее знание местности и индивидуальные боевые качества воинов.

Еще раз прочтем сообщение Прокопия: “Так как местность, где находились оба войска, была неудобной из-за теснин и крутых гор, они сражались не в одном месте, а рассеявшись по предгорью и ущельям”. В этой связи уместно будет процитировать проницательное наблюдение классика военной теории Карла фон Клаузевица: “Дух народа, отражающийся в войсках (энтузиазм, фанатизм, вера, убеждения), ярче всего проявляется в горной войне, где каждый предоставлен самому себе вплоть до единичного солдата… Искусная боевая подготовка войска и закаленное мужество, спаивающие отдельные отряды как бы в один слиток, ярче всего проявляются в открытом поле”.

Далее Прокопий Кесарийский описывает кульминационный момент сражения:

    “Случилось так, что небольшой отряд армян, с одной стороны, и Ситта с немногими своими воинами, с другой, оказались поблизости друг от друга, отделенные горной лощиной. И те, и другие были всадниками. Ситта, перейдя лощину с небольшим числом спутников, начал теснить врагов. Армяне, отступив назад, остановились. Ситта тоже больше их не преследовал, но остался на месте. Неожиданно один из римских солдат, только что преследовавший врагов, родом герул, возвращаясь в полном воодушевлении, оказался возле Ситты и его людей. Ситта в это время стоял с воткнутым в землю копьем. В стремительной скачке конь герула сокрушил копье. Это сильно огорчило стратега. Наблюдая эту сцену, какой-то армянин узнал его и стал уверять всех, что это сам Ситта. Ибо в ту пору у Ситты не оказалосъ шлема на голове. Таким образом, врагам стало ясно, что это он пришел сюда, имея при себе немногочисленный отряд. Ситта услышал слова армянина, и, так как копье его сломленным лежало на земле, обнажил меч и попытался тотчас же перейти лощину обратно. С большим рвением враги погнались за ним. Кто-то, настигнув его в лощине, ударил его мечом наискось по макушке. Кожа на темени была содрана, но череп оказался совершенно не задетым. Ситта помчался быстрее, чем прежде, но тут Артаван, сын Иоанна из рода Аршакидов, напал на него сзади и убил его, поразив копьем. Так из-за пустяка погиб Ситта, недостойно своей доблести и постоянных подвигов, совершенных им в борьбе с врагом. Он был очень хорош собой, храбр как воин и никому не уступал как полководец. Некоторые говорят, что Ситта погиб не от руки Артавана, но что убил его Соломон, весьма незначительный среди армян человек”.

Из вышеописанного следует, что Васак Мамиконян, используя особенности местности, сумел расчленить армию византийцев на многочисленные небольшие группы, тем самым расстроив или даже не допустив им построиться в привычные боевые порядки. В ходе завязавшихся разрозненных боев в отрезанных друг от друга ущельях и теснинах армянские войска, в конце концов, вышли победителями. Абсолютно не заслуживает доверия уверение Прокопия Кесарийского, будто армяне узнали Ситту случайно – в пылу битвы. На самом деле, главнокомандующий византийской армией скорее мог быть распознан не по своим лицевым признакам, как согласно Прокопию, произошло в этом случае, а по более крупным знакам и приметам, включая боевое знамя стратега, персональные военные регалии, командирское снаряжение и т. п. Более того, нельзя считать случайностью и то, что перед отрядом Ситты – несомненно, лучшим в его армии, – оказался отборный отряд уже известного своей дерзкостью и незаурядными военными способностями молодого армянского военачальника Артавана Аршакуни, перед которым Васак Мамиконян, по всей вероятности, с самого начала сражения поставил задачу перехватить и уничтожить Ситту. Артаван и его отряд выиграли этот отдельно взятый бой как тактически – умело сочетая отступление с неожиданным переходом в контрнаступление, так и в плане личной боевой подготовки – в индивидуальных поединках с легионерами и самим Ситтой – опытным и храбрым воином.

(Продолжение следует)

Армен АЙВАЗЯН
Доктор политических наук

“Собеседник Армении”,

№ 27 (190), 15 июля 2011 г.

This post is also available in: ,